Судьба заповедника «Денежкин камень» на севере Свердловской области продолжает тревожить уральскую общественность. Несколько дней назад Североуральский городской суд подтвердил опасения скептиков – за 2019-й и 2020-й год Фемида не рассмотрела ни одного дела против нарушителей границ природной зоны.
И активисты, и администрация заповедника не устают напоминать: защита первозданности тайги и рек на «деньге» — главная цель обособления границ этой территории. Движение «Наши горы» выступает за реорганизацию формального статуса заповедника – уральцы хотят привлечь туристов на территорию, а на вырученные деньги обеспечить природным богатствам достойную охрану.
Тем временем руководство «Денежкиного камня» всеми силами пытается сохранить статус-кво. В заповеднике настаивают – никаких чужаков нам здесь не надо, а с охраной территории мы неплохо справляемся и сами.
О том, что происходит внутри коллектива заповедника и как охраняется «Денежкин камень» при текущем руководстве и статусе, мы поговорили с бывшим заместителем директора по охране территории Николаем Сухомлиновым.
В соответствующей должности на «деньге» Сухомлинов работал более пяти лет, после чего с подачи директора (по мнению самого специалиста) был уволен по состоянию здоровья. Общий стаж работы Сухомлинова в сфере – более 40 лет.
«Я специалист по экологической безопасности. Всю свою жизнь занимался охраной природы. В разных качествах: преподавал в академии на Дальнем Востоке, работал в НИИ. Есть такой Институт комплексного анализа региональных проблем. Я там был ответственным исполнителем темы «Проектирование системы особо охраняемых природных территорий в регионе». Много лет работал в заповедниках – тушил лесные пожары, занимался организацией оперативной работы, грубо говоря, нарушителей ловил», — рассказал Сухомлинов (бывшие коллеги и работодатели подтвердили его биографию).
На «Денежкин камень» специалист попал в 2014 году в результате сокращения штата предприятия-работодателя на Дальнем Востоке. Сухомлинову сразу удалось выстроить отношения с руководством, в частности, с директором Анной Квашниной. Та нередко советовалась с опытным сотрудником по рабочим вопросам.
Важно отметить, что «странности» начались еще на этапе трудоустройства: Сухомлинову не выплатили положенные подъемные. Администрация заповедника сослалась на коллективный договор, несмотря на то, что такой документ в принципе не может противоречить федеральному закону, который однозначно предусматривал упомянутую выплату.
Удивительная «история» произошла и с доплатой за ученую степень. По словам Сухомлинова, изначально директор «Денежкиного камня» Квашнина сама внесла в его трудовой договор пункт о доплате за ученую степень. Однако спустя два года этот пункт был попросту «отменен» ее же устным распоряжением. Но в документах все осталось в прежнем виде.
Вступать в открытый или тем более судебный конфликт специалист не стал – не хотел ссориться. Конфронтация с руководством учреждения, как это часто бывает в бюджетных организациях, наверняка означала бы конец рабочих будней Сухомлинова в заповеднике.
Причины для такой экономии на сотрудниках специалист для себя объяснил просто.
«Сотрудники получают оклад плюс премиальные: каждый месяц издается приказ о премировании всех сотрудников заповедника – порядка 30% от оклада. Это называется «основная премия». Премиального фонда как такового нет: средства берутся из экономии фонда заработной платы. Проще говоря, «экономия» — это когда кому-то что-то положенное не выплатили. Или работа для двоих, а приняли на работу только одного. Но кроме «основной премии» есть ещё премии по результатам года, матпомощь, стимулирующие коэффициенты. И вот это – уже не для всех. Понятно, что начальство использует любой повод «сэкономить», — объяснил Сухомлинов.
На два с половиной десятка человек фактического штата «Денежкиного камня», при полном отсутствии какого бы то ни было производства или торговых операций, приходятся сразу три бухгалтера.
«Регулярно они и некоторые другие «избранные» получают премиальные по результатам года и стимулирующие коэффициенты, чего остальные сотрудники не видят никогда, они получают материальную помощь – как «самые бедные», У всех остальных сотрудников заявления о материальной помощи просто не принимаются. Ответ один: денег нет. Люди не хотят идти на конфликт», — добавил Сухомлинов.
Охрана территории
Территория «Денежкиного камня» простирается почти на 80 тыс. Га труднопроходимой северной тайги. Возможность доступа и нормального патрулирования ограничивают и многочисленные реки: Тальтия, Шегультан, Сосьва, Сольва, Супрея, Талая и др.
Несмотря на федеральную значимость объекта, охрана территории, по словам Сухомлинова, осуществляется в «Денежкином камне» лишь номинально.
«Почти вся центральная часть заповедника, вся северная часть не освещаются охраной вообще. Если граница еще как-то охраняется, то внутри территории инспектора с патрулированием не бывают никогда. Так что по речке зашел, чтоб следов не оставалось, и делай, что хочешь. Да и на западной границе никто из сотрудников не бывает. Хочешь – заходи. Есть старая дорога через заповедник. Вот место выхода этой дороги из заповедника – единственная точка на западной границе, на которой изредка бывают инспекторы. Большая часть границ и большая часть территории не охраняется вообще никак», — констатировал Сухомлинов.
По сути, серьезный риск столкнуться с охраной для потенциальных нарушителей складывается лишь в двух точках – возле кордона «Крив» на юге и возле кордона «Шегультан» на восточной границе. К слову, именно Сухомлинов настоял на том, чтобы патрулирование южной, самой посещаемой нарушителями границы окрестностями кордона не ограничивалось: до этого южная граница тоже фактически не охранялась.
Следует добавить, что «Денежкин камень» был и остается знаковым местом для уральских экотуристов. В cоветское время доступ к территории, ныне относящейся к особо охраняемой категории, не был ограничен: еще с тех пор почитатели первозданной природы «штурмуют» уральский cевер и «деньгу» в частности.
«Этим надо заниматься, и дело здесь по большому счету не в ресурсах. До 2017 года Квашнина в мою работу не вмешивалась. Я сам все планировал, поэтому удавалось людей иногда посылать на территорию. Ведь в этом и смысл патрулирования – в обеспечении своего постоянного присутствия. С 2017 года Квашнина начала пофамильно распределять, кто и куда пойдет. И вся охрана сосредоточилась в двух точках. Да, иногда она отправляет зимой сотрудников на снегоходах, но это – едва четверть от протяженности восточной границы и от силы процентов восемь от общей протяженности границ. В северной части заповедника сотрудники бывают раз в несколько лет, причем с целями, напрямую с охраной не связанными. Фактически инспектора заходят на территорию только во время учётов да ещё когда их используют как носильщиков для подростков из московского КЮБЗА (клуб юных биологов зоопарка)», — сетует Сухомлинов.
Специалист рассказал, как несколько лет назад предлагал ввести несколько зимних маршрутов для мотопатрулирования на снегоходах. Таким образом, перед сотрудниками заповедника открылась бы возможность контролировать внушительную часть внутренней территории заповедника. А следы на снегу помогли бы вычислить потенциальных нарушителей.
«Но нет, Квашнина сказала: «Не будем мы на территорию ездить, потому что мы накатаем дороги, а по ним поедут нарушители». Вот такие мотивы – дороги не надо накатывать, мосты не надо возводить, тропы не надо прокладывать, зимовья не надо строить – ведь всем этим будут пользоваться нарушители», — рассказал Сухомлинов.
Кстати, автопарк в заповеднике есть – и довольно обширный. Однако по большей части машины стоят в гараже. Техникой попросту некому заниматься. Некому ее обслуживать и ремонтировать: водитель только один, ещё одна ставка делится между инспекторами в порядке совмещения. Механик, отвечающий за автопарк, присутствует в заповеднике по большей части формально.
По словам Сухомлинова, некоторые единицы не выдаются сотрудникам принципиально. Например, в заповеднике три квадроцикла, но на них ездит только директор – Анна Квашнина, иногда отдавая их своему мужу.
«У нас был «Егерь» (популярный российский автомобиль высокой проходимости, – прим. ЕАН). Бывали периоды, когда всё делалось на этом «Егере», все остальные машины стояли. Пришла новая машина – на ней ездят, ездят, ездят, пока она не убьется. После этого ее просто отставляют в сторону, хотя по идее надо бы ее списать или отремонтировать. Но про нее просто забывают. Единиц автотехники более чем достаточно. Ездят – одна, ну две», — отмечает специалист.
Популярность у руководства «Денежкиного камня» завоевал «альтернативный» способ борьбы с нарушителями – ловля в интернете. Многие туристы, посетив охраняемую территорию, выкладывают фото и видео в социальные сети. По этим материалам и составляются протоколы.
Но привлечь к ответственности таких «героев» практически невозможно – нет состава правонарушения. Однако администрация продолжает заводить дела по этим фактам. Тем временем отчетность о «зафиксированных нарушениях» отправляется в профильное министерство – в Москву. По всей видимости, в столице не интересовались логическим завершением оформленных дел.
Вероятно, альтернативный способ обеспечения безопасности и стал камнем преткновения в отношениях Квашниной и Сухомлинова. С тех пор, как нарушителей начали отлавливать в соцсетях, у заместителя по охране отобрали производство по делам о нарушениях. И снова – «волевым решением» директора, несмотря на наличие соответствующих пунктов в его должностной инструкции.
Оспаривать решения Квашниной не решился никто. Причина безразличия сотрудников в большей степени лежит в непрерывной текучке рядовых кадров. Формально в штате должно быть 12 инспекторов, однако полным штат не был никогда.
«Текучка была бешеная. Отчет за 2017-й год, например: «Принято на работу – 10, уволено – 9». Обычная ситуация. Зарплата? Не просто маленькая. Инспектор получает 10-12 тыс. – чистыми, с премиальными, с накрутками, со всем. Я пытался разговаривать с Квашниной по этим вопросам. Это стало еще одной причиной, по которой я впал в немилость», — объяснил Сухомлинов.
Специалист поясняет: такое отношение приводит к хроническому недовыполнению плановых показателей по госзаданию и, соответственно, постоянным «комбинациям» с этими показателями. Так, например, любой выход в лес оформляется как патрулирование; в мотопатрулирование включается тот пробег, который нужен для того, чтобы просто доехать до заповедника; протяженность патрульных маршрутов подсчитывается не в километрах, как того требует госзадание, а в человеко-километрах, что увеличивает реальный объём работ в несколько раз и позволяет кое-как сводить концы с концами.
Заповедная деятельность
Иная деятельность, в частности, просветительская и научная также осуществляется в заповеднике только формально.
Серьезного научного отдела на «Денежкином камне» нет. По информации нашего собеседника, всей работой в этом направлении занимаются от силы пять человек: младший научный сотрудник, лаборант и ещё пара совместителей. Просветительская деятельность сводится к поддержке работы так называемой «Экошколы», в селе Всеволодо-Благодатское, о нарушениях в которой СМИ уже сообщали.
«Получается, что кроме как охраной заниматься-то и нечем. А охрана чисто формальная. Впечатление такое, что заповедник существует для того, чтобы бюджетные средства распределять между главбухом и директором. Вот, собственно, и все», — резюмировал Сухомлинов.
На вопрос о том, можно ли хоть каким-то образом переломить ситуацию, даже при сохранении текущего уровня финансирования, Николай Сухомлинов дал однозначный ответ – можно.
«Некоторые решения лежат просто на поверхности. Например, инспекторам за счет тех же самых стимулирующих коэффициентов можно было бы накинуть по десятке, сделать зарплату хотя бы тысяч двадцать. Копейки, но хоть что-то! Сумма небольшая, человек восемь инспекторов, ну сколько это сейчас? Всего 80 тыс. Сейчас один работник бухгалтерии получает сверх оклада суммы вполне сопоставимые с тем, что весь отдел охраны получает в качестве премиальных. У того же самого главбуха реальная зарплата была в разы больше, чем зарплата заместителя директора по охране территории, несмотря на то, что мы были на одном иерархическом уровне, имели одинаковый оклад и я, в отличие от главбуха, занимался «основной деятельностью». Такова была ситуация», — посетовал специалист.
Хватит ли компетенций нынешнего руководства на отладку работы — большой вопрос. Тем не менее очевидно одно – если минприроды РФ оставит происходящее в «Денежкином камне» без внимания, последствия для заповедника могут быть катастрофическими.
Первый звонок прозвучал в 2010 году – тогда пожаром было поражено более 2,5 тыс. Га заповедного леса. По всей видимости, уберечь уральскую тайгу от второго звонка по силам только Москве.